— Я никогда не спал с Паулиной Синклер, Кэролайн, — легко и беззаботно сказал он.

Этого Кэролайн не ожидала. Она хотела поговорить о сестре Брента, а не о какой-то вертихвостке, на которой он чуть не женился. Стиснув зубы, девушка почти прошипела:

— Дело не в этом. Мне плевать, с кем ты спал…

— Да нет, не плевать…

Кэролайн бросила на мужа тяжелый взгляд и покачала головой, удивляясь его тупости.

— Это самое нелепое из всех твоих заявлений.

В ответ он только рассмеялся.

— Знаешь, что я думаю, малышка?

— Я устала выслушивать, о чем ты думаешь, напыщенный слизняк…

Брент перебил ее, схватив за талию и с силой прижав к себе. Кэролайн инстинктивно уперлась ладонями ему в грудь, отталкивая, но спустя несколько секунд уже поняла свою ошибку. От одного ощущения его голой кожи и тугих мышц ее бросило в сладкую дрожь, а его мускусный запах так затуманил ей сознание, что она забыла, о чем собиралась говорить. Единственное, на что сейчас была способна Кэролайн, это стоять совершенно неподвижно и пытаться не обращать на графа внимания, пока он не сочтет нужным ее отпустить.

Тут он принялся водить носом по ее шее.

— Меня безмерно радует тот факт, что ты никогда не боишься о чем-то говорить.

— Иди к черту.

Брент снова рассмеялся, поднял голову и с самодовольной улыбкой заглянул в глаза Кэролайн.

— Я думаю, Кэролайн, что ты не просто хорошеешь с каждым днем. В приступе ревности ты сногсшибательна.

Ее глаза распахнулись от ужаса.

— Я никогда в жизни никого не ревновала!

Брент цинично поднял бровь.

— Неужели? В таком случае мне приятно знать, что я в чем-то первый.

Кэролайн оттолкнулась от него изо всех сил, которые только сумела наскрести.

— Отпусти, упрямый, заносчивый…

— Слизняк?

Кэролайн, ноздри которой угрожающе раздувались, оставила борьбу и смерила мужа хмурым взглядом.

Граф криво усмехнулся и прошептал:

— Тебе так чужды условности, что я не удивлюсь, если окажется, что ты души не чаешь в маленьких созданиях. Не так ли, Кэролайн? В пауках, змеях и даже таких маленьких слизняках, как я.

И что же он ожидает от нее услышать в ответ на это? Он идиот, если возомнил, будто она просто уступит его мужской удали, его непомерному эго.

Кэролайн закрыла глаза и тихо пробормотала:

— Я не люблю тебя, Брент, если ты об этом.

Она ожидала, что граф разразится саркастическим, оскорбительным смехом или просто отпустит ее без лишних слов, но ничего этого не произошло. Промучившись несколько секунд, Кэролайн открыла глаза, и серьезный, пронзительный взгляд, который она встретила, лишил ее присутствия духа. Брент схватил ее за подбородок и поднял лицо вверх, вглядываясь в каждую его черточку, и Кэролайн поняла, что ни за что в жизни не отстранится. Потом, ни слова не сказав в ответ, он наклонился и мягко заскользил губами по ее губам.

Кэролайн знала, что должна немедленно разрушить эту магию, пока та не поглотила ее. Если Брент поцелует ее по-настоящему, обовьет ее своей силой, она погибнет, а он одержит верх.

— Я не люблю тебя, — повторила она, уворачиваясь от его губ.

Граф замер, отпустил ее подбородок и поднял голову.

Кэролайн потупила взгляд, не в силах смотреть Бренту в глаза. Она надеялась, что он примет ее отказ от поцелуя как подтверждение слов, а не как признак трусости и смятения, которые, признаться, в действительности стояли за ее действиями.

Несколько секунд граф молчал, а потом тишину прорезал его печальный голос:

— Я и не говорил, что любишь, Кэролайн, но мне кажется, ты так отчаянно хочешь верить в обратное, что пытаешься убедить в этом прежде всего саму себя.

Кэролайн язвительно усмехнулась.

— Не волнуйся, Брент. Я не из тех безмозглых барышень, которые могли бы поставить тебя в неловкое положение, признавшись в любви в ожидании, что ты ответишь взаимностью. Я не романтична по натуре, а свою позицию ты выразил предельно ясно.

Она почувствовала, как тело Брента напряглось, замерло, и он медленно отпустил ее. Кэролайн попятилась, а когда ей хватило духу снова посмотреть на мужа, она увидела, что тот наблюдает за ней с лицом, начисто лишенным какого-либо выражения.

Граф холодно проронил:

— Что касается гостей, можешь обходиться с ними, как пожелаешь. Я не признаю их, но позволяю остаться в Мирамонте, пока они не найдут другого жилья.

Отвернувшись и направившись собирать инструменты, он бросил через плечо:

— Мне нужно одеться. Что-то холодом потянуло.

И, не оглядываясь больше на Кэролайн, он исчез за стойлами.

Кэролайн потребовалось тридцать минут, чтобы собраться с духом вновь предстать перед Шарлоттой, и приблизительно столько же времени, чтобы убедить их с мужем погостить в Мирамонте. У них, естественно, не было особого желания оставаться, а разочарование Шарлотты, хотя та и ожидала, что брат не захочет ее видеть, не стоило даже пытаться скрыть. Это придало Кэролайн еще больше настойчивости. Теперь эти американцы — ее родственники, и она имеет полное право познакомиться с ними.

За ужином они встретились втроем в огромной столовой и, одетые по всем правилам этикета, вели себя точно на государственном приеме. Заметно недоставало Брента, который предпочел ужинать в детской вместе с Розалин, но Кэролайн изо всех сил старалась не показывать, что ее это огорчает. Она решила, что не позволит Бренту испортить вечер своим отсутствием.

Пока ели первое, разговор теплился вокруг обыденных тем, но к тому времени, как они почти управились со вторым блюдом, Кэролайн начала докучать эта искусственная болтовня и она решилась перейти к сути дела.

Промокнув губы салфеткой, графиня откинулась на спинку стула и спросила:

— Не могли бы вы рассказать мне, Шарлотта, почему Брент не хочет с вами видеться?

Та бросила на Кэролайн быстрый взгляд, округлила глаза и сухо сглотнула.

— Это… запутанная история.

— Мне бы очень хотелось ее услышать, — как ни в чем не бывало ответила Кэролайн.

Шарлотта неуверенно смотрела на нее какое-то время, явно взвешивая ее слова, потом бросила быстрый взгляд на мужа, который оставил еду и задумчиво на нее смотрел. Наконец миссис Беккер вздохнула, смиряясь с необходимостью, положила вилку и скрестила руки на коленях.

— Мы с Брентом всегда отличались друг от друга, Кэролайн. Он на шесть лет меня старше, тихий и замкнутый, тогда как я разговорчива, он любит поразмышлять в одиночестве, а мне лучше среди людей. Мы росли вдвоем, и Брент стал моим молчаливым защитником от матери, которая совала нос в дела каждого, и особенно в мои. Он терпеть не мог, когда она нападала на меня по мелочам: придиралась к моей прическе, платью, речи. Брент любил меня такой, какая я была, и желал мне счастья. Мать хотела сделать из меня образец светской утонченности, воплотить во мне все, чем она сама никогда не была.